Вырубают зелень по всему городу.

Сначала говорили: «Это вырубают вредные тополя, чтобы пух не летел!» Фраза оказалась чистым блефом. Вырубали липы — городскую гордость, вязы в три обхвата на набережной Федоров­ско­го, осины, клены, ели, березы, сосны, дубы. После того, как набережная Федоровского, окские откосы лишились своих чудесных вязов, люди, выходя на балконы и откидывая шторы, плакали — не стесняясь слез.

«Что здесь будет, скажите?!» — спрашивали мы. «Здесь будет город-сад», — конечно же, отвечали нам.

И что в саду посадят? А в саду посадят: каштаны, абрикосы, персики, декоративный кустарник. Сад так сад — и ни шагу назад!

Посадить новое... Это только звучит красиво. Да, посадят. Да, может быть, неродные нам каштаны. И всякие кустарники. Не везде. Только на «приличных», «видовых» местах: на Откосе, на набережных. Чтобы «гостям было приятно гулять» и видами любоваться, фотографировать.
А больше нигде ничего не посадят. Не надо питать лишних иллюзий. Один посаженный кустик (и, повторяю, еще приживется ли?) не стоит вырубленного парка. Один абрикос чужой, южный — одного огромного, дивно, помню, шумящего вяза на спуске от памятника Горькому (сидит Горький, как на пеньке, на набережной Федоровского, вдаль глядит...) к церкви Собора Пресвятой Богородицы: может быть, Горький его и помнил здесь.

А потом: в северном русском городе, на границе тайги и широколиственных лесов, исконная растительность которого — ели и сосны, березы и дубы, — насадить одесско-киевский каштан? Абрикосы, которые померзнут в первую же зиму, а плоды будут давать хилые и слабые и кислые? И какой декоративный кустарник? А разве его нельзя, с тем же успехом, высаживать под деревьями?

Звучала и другая расхожая фраза: «Вырубают плохие деревья, опасные». Что ж, мы стали узнавать про опасность. Звонили в зеленхоз. Зеленхоз отвечал уклончиво и печально. Люди поговаривали о том, что организовывали комиссии, чтобы остановить то, что творится. Не остановили. Сейчас, в 2008 году, все становится понятно. Я стояла у свежего спила, у гигантского пня, и я не понимала — ведь чистое же дерево! Свежее. Живое. Никакой трухи в сердцевине. Живое и могучее. И вот мы его убили. Чтобы тут бездарный кустарник посадить.

Это не сентименты. И я не бью на жалость. Люди понимали: они, живые, — тоже собственность, только не бессловесная, а наделенная речью (кому они сейчас нужны, бестолковые наши слова?), в чужих руках. И что в их дома тоже могут однажды, совсем скоро, прийти и сказать: выселяйтесь отсюда, у нас реконструкция, и мы вас — под корень. На выселки. Например, за Волгу, начнем там для простого люда Нижнего дома строить. Или в пригород куда-нибудь, в микрорайон, подальше. Ничего, переедете. А эта территория, центр, для нас, у кого деньги и власть. Понятно? Что на очереди на распил? Парк «Швейцария»?

В Москве принято решение о вырубке Царицынского парка. Что там будет? Развлекательно-торговый комплекс? В Екатеринбурге вырубили уникальный сосновый бор. Для строительства развлекательно-торгового центра. В Нижнем еле защитили уникальный парк «Дубки». От самарской компании, которая хотела построить на месте зеленых легких района развлекательно-торговый центр. Все еще хочет?

Это все, наверное, зовется сейчас — «реконструкция города». Что нас с вами ждет? Нью-Нижний-сити?

Москвичи, вы что, не понимаете, что Нижний наш — оползневая зона, и, выкорчевав корни, которые здесь держали почву, как подземными крепкими, мужскими руками, мы получим реальный оползень, причем непредсказуемый? Особенно после первых хороших ливней!

Нижегородцы, а вы? Вы почему делаете все это своими руками в своем родном городе? Это уже не чистка города от старых деревьев. Это уже зачистка. Зачистка завоеванной территории. Вернее сказать, ее освобождение. От неугодных объектов. Деревья — объект, мешающий переустройству.

Нота бене: о «Европах». В Германии трясутся просто над лесами, над городскими парками: близ Касселя умерших в специальном лесу хоронят, с виду он дикий, но видно, что за ним заботливая рука ухаживает. Во Франции дрожат над любым деревом — что на севере, в Париже, что на юге, в Ницце. Вырубить одно дерево — надо для этого иметь необыкновенную причину. Как для ампутации конечности.

Так. У нас полгорода уже ампутировали. Почему? Где диагноз? Где направление на операцию? И опять самое главное: кто доктор? Кто профессор этого консилиума?

Гибель деревьев — хорошая, внятная символика гибели старого города. И гибели времени, в котором речь уже не значит ничего.

Вспомнила свое старое стихотворение, двадцатилетней давности: «...Речи уже сказали все, уже не слушают речь». Я не обольщаюсь. Я кричу, но мой крик может никто не услышать. Или просто не захотят услышать.

Но ведь собрались же люди вместе, чтобы защитить в Нижнем парк «Дубки»! И не смогли собраться в Екатеринбурге, чтобы спасти сосновый реликтовый бор: ночью вырубили его, ночью. Без лишних слов. Без «гласа народа». Без сопротивления.

Мы не понимаем одного: деревья — живые. Они живые, как мы. Просто у них нет голоса, и кричать они – не умеют.

Лучше бы укрепили на «приваловские миллионы» плотину под Городцом. Не дали Горьковскому морю вырваться через прогнившие, чахлые шлюзы и затопить пол-Нижнего заречного. Вот проблема достойная для «кармана России». А то восстанет река, убиваемая на протяжении всего прошлого века, и наше цунами покруче филиппинского окажется — мало не покажется.

Интересно, найдутся ли у меня в Нижнем, моем родном городе, те, кто громко крикнет вместе со мной: «Остановите убийство деревьев!»